Сталкер, 61 - 11 июня 2012 03:28

А в ранние года я даже стихи (чуть ли не басни) изредка пописывал о людях хороших:
Тем, чей дух погряз в уродстве,
вот рассказ о благородстве.
Как-то муж к жене пришел,
там любовника нашел,
только бить его не стал,
потому что тот устал.
Из этого высокого стиха легко понять, как неотступно интересовала меня всегда эта высокая тема. Отсюда и накопилось у меня столько историй.

Из них одна израильская - говорящая о некоем прекрасном человеке. Близкий друг мой в первый год приезда так однажды обнищал, что лихорадочно задумался, где можно срочно раздобыть какие-нибудь пусть не крупные, но быстрые деньги. И вспомнил о приятеле, который хоть немного, но устроить мог немедленно, притом не в долг, а насовсем. Приятель тот руководил лабораторией по искусственному оплодотворению молодых женщин, которым не удавалось забеременеть естественным путем. А потому там постоянно требовались доноры, готовые за пятьдесят (по-моему) долларов сдать порцию своего заветного мужского содержимого. И в рассуждении такого легкого и справедливого заработка друг мой побежал к своему приятелю. А тот ему прекрасные сказал слова:
- Ты вот что, на тебе пятьдесят долларов, катись отсюда с такой скоростью, чтоб я тебя не заметил А прижмет - еще раз дам. И чтоб сюда не появлялся Ты же с одного-единственного раза себе жизнь испортишь: ты с тех пор, как семя сдашь, едва заляжешь с бабой, сразу будешь думать только об одном: сейчас опять пропадут пятьдесят долларов!

Этого приятеля с уверенностью следует занести в хорошие люди. Как тех - я повторяю сознательно, - кто помогает нам ориентироваться в жизни.

А вот недавно, например, когда какие-то удачные концерты были, и записки, и цветы, и мог я невзначай вдруг о себе подумать с восхищением - подвернулась мне история, рассказанная тещей. Полагаю - не случайно, ибо теща у меня - заведомо хороший человек.

Качалов, знаменитейший артист, ей это некогда рассказал по свежему впечатлению. Он как-то вышел в Доме творчества пройтись перед обедом по морозу. Шел, помахивая палкой, и неторопливо размышлял. О том, что жизнь прожил не зря, что чтец великий, что в театре всеми почитаем и артист народный, трижды высшей премии лауреат. А в это время вывернулась из-за угла худая пригородная лошадка, запряженная в телегу, испугалась палки у прохожего в руке и в сторону шатнулась боязливо. А возница ее чуть огрел кнутом для воспитания и с добродушием сказал:
- Ты что-то, пегая, состарилась, видать, от всякого говна шарахаешься.
Мне вовремя эта история пришлась, спасибо, теща, - даже если Вы придумали ее.

А люди, от короткого общения с которыми становится вдруг легче и светлее жить? Их было много на моем веку, а это, может быть, и есть тот самый фарт, о коем мы хлопочем, не осознавая, в чем он состоит.
Про сострадательность двух юных женщин эта подлинная байка. Как вы хоть выглядели, ласточки? Ведь я этого так и не узнаю. Приятель сел меня послушать где-то далеко в амфитеатре. Вышел он от смеха потный - но не от моих стишков. Сидели рядом с ним две молодицы, и одна другой сказала вдруг задумчиво (а я на сцене токовал, как тетерев):
- Смотри-ка, а ему в Израиле ведь нелегко живется, тяжело, вон у него брюки какие потертые.
- Нет, ему это, наверно, все равно, - ответила вторая, - а жена за ним не следит.
- Вот блядь какая, - гневно выдохнула первая. И обе вновь уставились на сцену.
И.Губерман.

• 
• 
•